Тишину столовой разрушает звон посуды. Принц Фобос ест мясо только с кровью, нажимая на нож так, будто стремиться разрезать тарелку. За столом никто не говорит ни слова, как в прочем и в любой другой точке Меридиана королевская чета избегает диалогов с сыном.
Фобос исправно выполняет выпавшую ему роль – он вежлив со слугами, народом и приближёнными; он с одинаковым усердием развивает своё тело и разум.
Ему выделена собственная оранжерея – странное занятие для принца, думает Мать, но не препятствует, в самом деле – мальчику нужно чем-то заниматься.
Мальчику, которому не суждено надеть корону.
Фобос заплетает золотые волосы в косы и сеет в себе семена сомнения, взращивает как самые красивые розы в саду. Он может стать самым сильным, умным, знатоком истории и дипломатии – и всё это бесполезно, она всё равно выиграет.
Она – даже ещё не существует. В народе шепчутся: королевский род придёт в упадок, если королева не родит наследницу.
Фобос - бесполезное звеньице, тупиковая веточка.
Он часто уходит за стены замка, бегает босиком по полю вместе с крестьянскими мальчиками, которых подняли спозаранку помочь родителям. Фобос не боится замарать руки, он не боится труда, обязанностей и ответственности. За одно утро он слышит от крестьян больше слов, чем от семьи за год.
В голове Фобоса – своё собственное королевство с новыми справедливыми законами, с бескрайнем морем и цветущими садами, где каждый житель получает то, чего заслуживает за счёт своим умений, а не довольствуется крошками по праву рождения.
Мать его слушать не хочет, Отец слушает разве что из жалости. «Все твои идеи, Фобос, - говорят они. – Это всё просто фантазии».
Фобос распускает волосы, когда в королевстве рождается Наследница, и все розы в его саду в один день сгнивают.
Он становится обратной стороной монетки, тенью принцессы Элион, мальчиком подле будущей Королевы. Колючей лозой в Фобосе вырастает злость: всё есть баланс, если она – свет, то он должен быть тьмой. Его волосы отрастают до пола, колют руки служанкам и больше не переливаются на солнце.
Фобос выкладывает себе путь к трону ковровой дорожкой, окрашенной кровь собственной семьи. Он погружает руки в землю Меридиана и всё вокруг начинает гнить. Луна заслонила собой Солнце – мальчик-без-короны фантазиями создал собственное королевство Мрака.
Время останавливается: в саду вместо роз – шептуны; вместо созидания – разрушение. Мир дуален: Солнце Меридиана пропало, живая вода отравлена. Принц Фобос – серебряная монета, брошенная нищему; все посаженные семена не способны дать плоды.
Фобос умеет только брать – всё то, что ему не давали в детстве, он забирает и не может насытится; эта земля умирает, а ему всё мало.
Ему нужно больше – его Солнце.
Его волосы как стальные нити, её – шёлковые. Он расчёсывает их, пока рассказывает Элион историю о счастливом процветающем королевстве, о выдуманном им Меридиане. Он долго сидит с ней, часто берёт за руку. Он находит в ней Источник живой воды, которой так не хватает и словно умирающий от жажды, не может насытиться.
Принцу Фобосу всегда всего мало.
Солнце ослепляет, и ловушка захлопывается с обратной стороны.
Фобос щёлкает пальцами, методично рассаживает саженцы новых цветов. По привычке хочет завязать волосы в косы, чтобы не мешали, но руками лишь рассекает воздух – точно, он опять забыл.
Элион говорит, что этот сорт роз очень живучий. Она единственная, кто за последние два года с ним разговаривает – или прошло больше? Меньше? Он не может быть уверен ни во времени, ни в её словах, ни в её реальности.
Королева Меридиана – милосердная, спасает непутевого брата от казни, обещает вылечить, поставить на путь истинный – и захлопывает вокруг него очередную клетку, говоря, что так будет лучше.
Они разговаривают о цветах, море и мире. О том, каким в его фантазиях был Меридиан, каким он его помнит в детстве и каким он стал сейчас. Элион думает, что её маленький стеклянный мирок – совершенство. Фобос же знает, как построить целое Королевство.
Чем ярче свет, тем гуще тень.
всё телесное до сих пор вызывает в майкле оторопь.
собственное тело кажется несовершенным, не идеальным, дряблым, болезненным и совсем-совсем недостойным быть любимым. по коже разбросаны застарелые шрамы — что-то принесенное из прошлой жизни, что-то заработанное уже в этой. ему давно не больно, больше нет необходимости отмываться от крови. но когда майкл случайно режет палец ножом, он ждёт, что всё само затянется — но чуда не происходит. чудеса кончились, наступила реальность, в которой о теле нужно заботиться, иначе — оно развалится.михаил ощущает себя хрупким, но старается быть сильным для люцифера.
он сильнее прижимается щекой к чужой ладони, ластится как зверёк в поисках тепла, без всяких мыслей проводит губами по пальцам.каждый поцелуй майкл старается запомнить, будто боится, что это всё окажется неправдой, что это всё — ллойда, их дом, их жизнь, их память, их чувства — могут по щелчку забрать, вырвать с корнем, и михаил снова окажется в звенящей, ослепляющей белым светом пустоте.
он этого не вынесет.они невесомом целуются по утрам: майкл утыкается носом в шею, они оба ещё слишком сонные, чтобы рационализировать действия. он трется об плечо, хихикая, когда ллойд в очередной раз бурчит о жесткой щетине (на самом деле, ему нравится — в этом майкл уверен). ему нужно шесть поцелуев, чтобы добраться до губ, разделить одно дыхание — вдох — выдох — майкл шепчет: доброе утро.
когда в городе он натыкается взглядом на влюблённые пары. то сразу отводит глаза — ему одновременно неловко и стыдно за себя. майкл плохо знает себя — мысли, чувства, эмоции, тело, реакции — всё это — белый лист, натянутый холст, на котором собственноручно можно создать целый мир. но художник в кризисе.
он пытался копировать повадки людей — выходило скверно.
он пытался жить также как небесах — выходило нелепо.
ему кажется, что у ллойда получается лучше — михаил смеётся: всегда было видно, кто из нас живой, а кто нет.груз прошлого сделал михаила неповоротливым, окаменелым в своих травмах, страхах, тревогах, потерях и правилах. всё — вот тебе свобода, никаких оков и наставлений, делай что хочешь, живи как знаешь. но он не знал, что такое хотеть и желать.
оказаться наедине со своими мыслями было страшно. майкл не знает сколько времени его смертной жизни прошло, пока он смог выходить из дома без удушающей паники, когда смог начать разговаривать и дышать глубоко. приспосабливаться — тяжело, особенно когда за целую вечность ты так этому и не научился.майкл знает, что без ллойда бы никогда не справился — и постоянно это повторяет. зависимость — не порок, а жизненная необходимость.
михаил сделал свой выбор, чтобы наконец умереть, люцифер дал ему смысл прожить настоящую жизнь.— спустя столько времени, все жизни, смерти, бесконечности и вечности, когда мир, или отец, или судьба забирали тебя, я не могу поверить, что ты рядом со мной.
майкл поднимает голову, теряется в глазах напротив, проваливается в море, тонет и не хочет выныривать обратно — волны тёплые, они не навредят.
— я не боюсь умереть, я именного этого и хотел, чтобы всё закончилось. но сейчас, сейчас мне страшно, что нам на двоих не хватит времени. человечество ещё не придумало такие слова, чтобы я мог выразить, что ты значил для меня всегда. что-то из моей памяти пропало безвозвратно, но ты — та константа, к который я постоянно возвращаюсь.
майкл замирает, натягивается тугой струной — мысли сбились в жужжащий рой. он не умеет чувствовать в меру. ему сложно, больно, кажется, что ещё слово — и он начнёт задыхаться от переполняющих эмоций.
он хватается руками за предплечья ллойда, как за ниточку, держащую на плаву, такую хрупкую и тонкую, что одно неверное движение может разрушить всё.
быть невозмутимым архистратигом — легко. быть человеком — намного тяжелее.— только не отпускай меня, не пропадай. это всё будет бессмысленно без тебя.
