десять выстрелов в спину.
- ты охотник, делия. ты должна вести себя, как охотник. тихий голос должен успокаивать, но ещё больше запускает дрожь по всему телу так, что ещё чуть-чуть, и руки отпустят лук. тонкие пальцы натягивают тетиву и неловко выпускают стрелу, которая падает на землю не пролетев и пары метров. мужчина тяжело выдыхает сухо-заботливое: «попробуем завтра». и хочется выстрелить себе в грудь, шею, голову, чтобы его обрадовать. ты – не воин. ты – девочка, чья доля стирка, уборка да замужество удачное.
ты – не воин.
- что, дели, отец снова учил тебя стрелять? его голос звенит у тебя в голове тысячей колокольчиков. он тот, кем ты всегда хотела стать. сильный, храбрый, ловкий. он – идеальный воин. часто спрашиваешь: «против кого наша война, каин?». он лишь пожимает плечами и улыбается. «чёрт её знает, дели. но одно я скажу точно – либо ты, либо тебя». он становится серьёзнее и какое-то время в упор смотрит на тебя. в его взгляде одна фраза: «война не для тебя, делия». чувствуешь его руки на своих плечах, он целует тебя в макушку, обещая, что вечером возьмёт на тренировку.
это не твоя война.
- первое, что нужно сделать - встать в удобную позицию, левым боком к мишени, ноги на ширине плеч. да, вот так, - молодой парень берёт твою левую руку и помогает обхватить рукоять лука. - не тяжело? – спрашивает он, беспокоясь, словно ты маленькая девочка. в ответ ты лишь вертишь головой, хотя чувствуешь неприятное напряжение в мышцах. он ухмыляется: «конечно, наша доблестная корделия никогда не признается в своей слабости». – держи, - он протягивает тебе стрелу из своего колчана, - наложи её на тетиву, придерживая. поднимай лук на уровень плеч, выпрямив руку, - он отходит на несколько сантиметров, и тебе становится, всего на йоту, страшно. - затем растягивай лук, аккуратно, - он протягивает последнее словно, неустанно наблюдая за твоими движениями. руки предательски дрожат и мишень расплывается перед глазами. мозг отказывается обрабатывать информацию. рецепторы отключаются, темнота, словно чёрный шёл, застилает глаза. паника. ты не боишься темноты, ведь не ребёнок уже. ты боишься отсутствия самоконтроля.
- делия, посмотри на меня, делия! лук падет из рук на землю, ломая хрупкую стрелу. молодой человек смотрит на тебя, будто первый раз видит. слышишь, как его сердце отбивает чечётку. ещё несколько секунды ты не дышишь, воздух не проталкивается в лёгкие, будто летишь с огромной высоты. удар об землю -– верная смерть. он, ангелом-хранителем на полставки, обнимает тебя за плечи, спасая от неминуемого падения. – ты в порядке? чёрт, извини-прости меня. я не должен был… не должен был вообще учить тебя стрелять. матушка предупреждала, что ничего путного из этого не выйдет, - он начинает экспрессивно размахивать руками и сумбурно произносить слова, часто непонятные. – я не должен был…
- дай мне месяц, - твой голос не дрожит, но звучит охрипшее. – дай мне месяц, - повторяешь ты, поднимая полный уверенности взгляд, - и я научусь.
парень смотрит чуть удивлённо, но потом ухмыляется.  – забери лук с собой, - он поднимает и протягивает упавшее оружие. ещё какой-то время он молчит, вскоре добавляя: «через три дня мы с отцом уйдём на охоту. думаю, он разрешит тебя взять. если ты, конечно, хочешь». и он уходит, забирая с собой сломавшуюся стрелу. остаёшься одна, твои тонкие пальцы со всей силой сжимают лук так, что кажется ещё немного – деревянное оружие разломится.
ты сильнее, чем думаешь.
- каин, ты можешь идти не так быстро? – кричишь ты вслед брату, быстрее перебирая ногами, которые уже сводило от долгой ходьбы.
- не строй из себя кисельную барышню. смотреть тошно, - с нотами раздражения произносит отец, идущий впереди. ты опускаешь голову вниз смотрят точно себе под ноги, чтобы не упасть на неровной лесной дороге, чтобы не вызвать раздражение отца.
- всё хорошо, дели. он сегодня весь день не в духе, - каин обнимает тебя за плечи и прижимает к себе, - холодно? ты отрицательно качаешь головой, хотя чувствуешь, как пробирает морозный ветер.
- стоп, - мужчина впереди резко останавливается и жестом показывает всем замолчали. вокруг стоит тишина, прерываемая лишь воем усилившегося ветра. – что-то здесь не так…
- я ничего не слышу, - произносишь ты прислушиваясь к звукам вокруг.
- в этом всё и дело. слишком тихо.
ты непонимающе смотришь на каина, лицо которого искажается приступом ужаса. небо над головой становится слишком низким. появляется полная луна и звёзды пропадают. ночь накрывает лес тёмной пеленой, скрывая от посторонних страшных существ.
- осторожно! – только успеваешь услышать, как нечто проносится в паре сантиметров от тебя. по инерции падаешь на землю, но успеваешь увернуться от очередного удара. ошеломлённо смотришь на существо перед собой и не можешь понять, что это. глаза, непривыкшие к темноте, не отдают информации в мозг, и разглядеть в состоянии лишь тёмное передвигающее с нечеловеческой скоростью пятно с яркими глазами, которые заставляет сердце биться чаще.
- давай, вставай-вставай, - слышишь ты знакомый голос и сильные родные руки поднимают тебя на ноги. – держись позади, - каин улыбается, но в его глазах неописуемый страх и безысходность, которая бывает у человека, встречающего верную смерть. ты, словно в вакууме, не слышишь звуков, не видишь движений, не чувствуешь ни боли от разодранных в кровь рук, ни никаких либо эмоций, даже страха нет. ничего нет.
алая вспышка. ты слышишь крик и видишь, как каин падает на колени, прижимая часть оборванной ткани к району груди. материя, которая всего минуту назад была белой, становится грязно-багровой и глаза опять застилает пелена. появляется страх, который парализует. он не даёт пошевелиться и единственное что остаётся – осесть на землю рядом с братом, пытаясь остановить стекающую кровь. ты не разбираешь ни его слова, ни свои, сумбурно шепча про то, что всё будет хорошо. но он не верит. ты тоже не веришь.
- беги, делия! – резкий голос отца разбивает стеклянный вакуум. – быстро беги.
в голове звучат удары гонга, отсчитывая секунды, когда бежать уже будет поздно. ты видишь летящие стрелы, капли крови, обрывки одежды и шкуры. инстинкт самосохранения стучит спасительным молоточком, и ты подчиняясь ему, в последний раз шепчешь: «прости меня, каин. я не воин».
первыми с тонущего корабля бегут крысы.
кто-то считает осень – временем смерти. холодная погода, словно анестезия, охлаждает чувства. деревья прощаются с последними алыми листьями. на земле появляется первая изморозь.  каждый переживает осень по-особенному: кто-то заворачивается в плед и сидит рядом с камином; кто-то спешно подготавливает дрова к зиме; кто-то жаждет, чтобы этот год наконец то закончился. ведь всегда проще что-то начинать с нового года или понедельника.
стрела со стальным наконечником пролетает в паре сантиметров от непутёвой белки, попадая ровно в центр небольшой окружности, нарисованной мелом на дереве. ты опускаешь лук и устало опускаешься на землю рядом с двумя небольшими могилами, накрытыми одеялом из опавших листьев. ты уже не плачешь. нет сил на эмоции. только теперь ты можешь сказать то, что они уже никогда не услышат: «я научилась, отец. я – воин. а каин должен мне новый лук». ты смеёшься, а в душе что-то обрывается. пусто одной стало. чтобы сталь закалилась нужен огонь. то, что сожжёт изнутри, оставляя от когда-то живой тебя, лишь истлевшие угольки.
сталь закаляется в печи.
- делия, пойди ко мне, - поржавевший голос матери угнетает, - то что ты бегаешь с луком – это, наверное, здорово. но нам нужно на что-то жить. ты же понимаешь, что без твоего отца и брата, мы не переживём эту зиму. её слова звучат, словно укор. в её словах звучит: «ты виновата в их смерти». и осознание этого, давит грузом в сотни тон.
- да, матушка, я понимаю. – чуть раздражённо бормочешь ты, прокручивая в голове, где бы найти деньги.
- хорошо, что понимаешь. и я поговорила с одним человеком, и он согласился взять тебя к себе в таверну! месьебернард, проходите! – голос женщины на удивление потерял всю хрипоту, и она совсем перестала быть похожей на убитую горем вдову. в комнату вошёл полный мужчина в странном ярко-малиновом костюме и с неестественно-широкой улыбкой на лице.
- bonjour, mon cher ami, - приторно-сахарный голос обволакивает и твёрдые ладони обхватывают тонкие руки, - вы прекрасны, - он выдыхает слова с запахом алкоголя тебе в лицом.
ты не скрываешь своего пренебрежения, в то время, когда мать продолжает что-то лепетать, но мужчина абсолютно не обращает на неё внимания. его тёмные глаза, кажутся чёрными и пугающими. тебе хочется убрать свою руку, но его стальная хватка не позволяет освободиться.
- ш, не стоит быть такой дикой, корделия. не стоит делать глупостей. ты же не хочешь потерять ещё и мать, правда? – он почти касается губами твоей шеи так, что по телу пробегает мелкая дрожь. «поздравляю, делия. тебя только что продали», - пробегает в голове. тебе остаётся только улыбнуться и покорно выйти вслед за мужчиной, не ослабляющим хватку на запястье. 
охотник становится добычею.
- bésame, bésame mucho. si dans un autre pays, ça veut dire « embrasse-moi»…
- заткнись.
- bésame, bésame mucho. toute ma vie je voudrais la chanter avec toi…
- замолчи, фред. и без твоего завывания голова раскалывается, - бормочешь ты, прикладывая пакет со льдом к горящему лбу, - а если тебе нечем заняться, можешь пойти заменить меня на сцене.
- оу, наша куколка не в духе? – он подходит ближе и со своей вечно усмешкой в глазах смотрит на тебя. вспышка ярости загорается в глазах. секунда – лёд разбивается об пол и тонкое лезвия оказывается около тонкой шеи в районе сонной артерии.
- ещё раз назовёшь меня куколкой, я из тебя чучело сделаю и на стену повешу. понял, фредди?
он кивает не скрывая усмешки и бесстрашия в глазах. чёртов фредди всегда был храбрее всех на свете.
чёртов фредди всегда сядет в первыйх ряд на твоём выступлении.
свет ударяет в глаза. запах алкоголя и табака – в нос. раньше, ты начинала задыхаться от такого букета. но человек, как известно, привыкает ко всему.
- lola, lola - jeder weiß wer ich bin, sieht man nur nach mir hin, schon verwirrt sich der sinn, - голос охрипший от частых криков и споров, всегда нравится подвыпившей публики. в этом есть какой-то шарм и очарование, как утверждает месье бернард. когда его грубые руки скользят по тонкой талии, он говорит, что пьяному человеку мир всегда кажется прекрасным. когда его губы прикусывают тонкую кожу на шеи, он говорит, что ты самое прекрасно из того, что он видел. - männer, männer - keinen küß ich hier, und allein am klavier, sing die zeilen mit mir.
однажды, фредди спросил: «откуда ты знаешь этот язык?». «выучила», - сухо кинула ты, не рассказав, как каждый день, слова чужеродного языка вдалбливаются в память ударами прута. как каждый день на тонкой коже проявляются новые безобразные пятна тёмно-фиолетового цвета. как каждый день, месье бернард приходит, придумав ещё более изощрённый способ насилия, неизменно напевая какую-то песню, неизменно включая её в репертуар.
фредди всегда сидит в первом ряду на твоём выступлении.
он никогда не узнает, как после унизительного избиения, ты собираешь себя по кусочкам и выходишь на сцену. он никогда не узнает, что все свои деньги, ты отдаёшь ненавистной материи, подцепившей неизвестную инфекцию. он никогда не увидит слёз в твоих бесстрашных глазах.
боль в софитах незаметна. 
как пахнет смерть? смердящем ароматом разлагающиеся плоти? или металлом пролитой крови? алое озеро разливается на деревянном полу. старые половицы скрипят при каждом шаге. капли жидкости ударяются об железные стол, разрывая глухую тишину резкими вспышками звука. 
- дели, что ты сделала? – знакомый голос впервые за все время выражает не призрение или вызов, а страх. с непониманием ты оборачиваешься на фреда. во взгляде – ледяная пустота.
- у тебя руки в крови, - продолжает он, и ты с удивлением смотришь на бардовые пятна, покрывшие белую блузу. – а это… это бернард? – он указывает на тело мужчины, покрытое многочисленными ножевыми ранениями и с ножницами в районе груди. – он мёртв. – он не спрашивает, скорее утверждает очевидное. ты не слышишь его слов. ты слышишь отчаянный крик человека, считавшего себя твоим хозяином. человека, сломавшего жизнь. как это случилось? он пришёл раньше обычного, сухо при входе кинув: «знаешь, птичка мне нашептала, что твоя драгоценная матушка скончалась от той странной болезни. ха, ну что ж, так даже лучше. теперь тебя ничего не будет отвлекать». ваши зрачки расширились: твои от осознания полной опустошённости, его – от вожделения. «я не хочу», - тихо шептала ты. он не слушал. «я не хочу», - громче сказала ты. он не слушал. «я не хочу!» - закричала ты, не заметив, как схватилась за первое что лежала на тумбе. вспышка, и по рукам стекает маленькая струйка крови. в твоих глазах загорается страх и непонятное разочарование.